Завтра было вчера, или Повесть о вечной любви

Именно в те мгновения, всмотревшись в красноватые от бессонницы глаза своего товарища, я смог в очередной раз ощутить, что не всё, происходящее с нами, можно объяснить с помощью обыденных слов и выражений. Видимо, мы сами ИЗМЕНИЛИСЬ после тех событий, но только не верим в это.

Поэтому, решил я, необходимо как можно быстрее успокоиться и вникнуть в то, что всё- таки произошло. Я замолчал, и мы побрели со своим другом по мокрым улицам, стараясь не смотреть по сторонам. Мы, словно, стеснялись друг друга. Минут через семь – восемь я немного успокоился и попросил Игоря не торопясь рассказать то, что он услышал от женщины, пережившей в детстве фашистскую оккупацию. И здесь Игорь принялся оживлённо и довольно логично выкладывать всю полученную им информацию.

«Мы, Жека, зашли с ней в её служебку. Она усадила меня на стул и предложила чаю. Я, естественно, отказался. Тогда она представилась, сказав, что зовут её Раиса Семёновна. Я узнал, что работала она в краеведческом музее с 1955 по 1969 годы. Дочка её утонула в Чёрном море в семилетнем возрасте, в 64-ом. После этого муж Раису Семёновну бросил и последние шестнадцать лет она живёт вместе со своей уже очень старенькой матерью. Кстати, отец Раисы Семёновны пропал без вести во время войны. Мать её, как я понял, из старообрядческой семьи и именно она в своё время предложила своей единственной дочери поступать на исторический факультет. Но ты понимаешь, Жека, всё вроде обычно, но когда она это говорила, я чувствовал в её словах какой- то подтекст, какое- то подводное течение, какие- то недоговорки что ли, и мне казалось, что она на меня взгляды пронзительные постоянно бросает, будто стремится из меня какую- то информацию вытащить. Мне иной раз жутко даже становилось, хотя, ты знаешь, я не из пугливых. Тем более что в комнате был полумрак. Один раз мне даже померещилось, будто зрачки её засветились каким- то голубоватым светом».