Возьми, если сможешь

Он отбрасывал книжку, потом снова брал её в руки, листал и никак не мог понять, в чём тут дело, почему эти, казалось бы, совсем не относящиеся к нему строки так беспокоят его. А он-то сам что, тоже задал темп и вывалился из упряжки в сугроб? Отлёживается тут, в больничке, а Алёне, наверное, каждый день, каждую минуту грозит опасность. Но продолжал молчать, всё больше чувствуя себя подельником несимпатичной, почти совсем опустившейся Веркой-поварихой. От этих мыслей становилось ещё хуже, и двустороннее воспаление лёгких всё продолжалось, немало удивляя врачей – убойные дозы антибиотиков совсем не приближали выздоровления.

В больнице он провёл почти всё промозглое, дождливое северное лето, болезнь нехотя отступила, и опять потянулись серые дни, наполненные дежурствами, конвоями, политзанятиями. В августе погода наконец-то взялась за ум, почти каждый день светило солнце, набрякшая от дождей тайга просохла, сосны словно пели под южным ветром, порывы которого швыряли на лестницу колпака заряды песка с контрольно-следовой полосы. Володя видел Алёну всего пару раз. Она прогуливалась вдоль стены барака в сопровождении мужеподобных тёток, всякий раз разных, вызывающих гадливое желание смачно плюнуть на них с высоты. Алёна прижималась хорошенькой головкой к плечу спутницы, а сама стреляла глазами на вышку. Он разворачивался в сторону полосы, меняясь местами с Толиком, которому было всё равно, на что смотреть, а на эти прогулки – даже нравилось. Он по-прежнему молчал о том давнем майском разговоре с Веркой, только отводил от неё глаза при редких случайных встречах, а та понимающе ухмылялась и проходила мимо.