Женщина на корабле
– Папа, за что ты их так?
Отец поставил ведро на землю. Распрямился, отёр лицо ладонью. Смотреть на него, потерянного, двигающегося как на автомате, смотреть было больно смотреть.
– Да тля, зараза, завелась, ягоды жрёт. Они потом такие неприглядные, с наростами.
– Тебе помочь?
– Лежи, отдыхай, мне совсем чуток осталось.
Он поднял ведро и пошёл греть следующую партию воды. Лерка закрыла глаза.
… С утра мама отказалась от еды, тихо стонала, уткнувшись в подушку. Её сдавленный крик застал Лерку на кухне:
– Лера, Лерочка, у меня сердце останавливается! Лерочка!…
Лерка метнулась в комнату. Руки дрожали. Растерянный отец метался рядом, тётя Таня перебирала лекарства. Лерка схватила шприц и ампулу кордиамина, поставила укол. Мать затихла ненадолго. Лерка мерила ей давление – раз, два, три. Оно падало. И ничего не помогало. Когда мигающие цифры тонометра показали 60 на 30, Лерка вышла из комнаты и вызвала «Скорую помощь».
«Скорая» приехала быстро. Неулыбчивые молчаливые фельдшерицы осмотрелись вокруг, всё поняли, поставили обезболивающее и, покачав головой, уехали. Мать вдруг захотела встать и выйти на воздух. Втроём они попытались поднять её и вывести во двор, но ноги подламывались и не хотели держать исхудавшее тело. Лерка гладила её по плечам, по рукам, уговаривала. Мать попыталась встать ещё раз, но упала на постель. Её ноги почему-то были мраморными – бело-синими, словно кровь выплёскивалась толчками и пятнами замирала под кожей. Лерка обняла мать за плечи и прижала к себе. Та дрожала всем телом, судороги сотрясали её, а открытые немигающие глаза с немой просьбой смотрели прямо на дочь. Лерка читала про себя все известные молитвы – «Отче наш» и какие-то обрывки, всплывавшие в голове. Тётя Таня тихонько крестилась, а отец стоял в коридоре, прижавшись лбом к притолоке двери. Сколько длилась агония, Лерка не помнила, было физически больно смотреть в мамины глаза, она держала её и ни о чём больше не думала. Мать вдруг обмякла в её руках и перестала дышать. Лерка опустила её на постель и прикрыла глаза, которые уже ни о чём не молили, а смотрели в одну точку. Встала, вышла из комнаты и молча пошла к телефону. В доме стояла тишина. Всё кончилось.