Дороги, которые нас выбирают

Боб закончил возиться с упряжью, зашвырнул всю богато изукрашенную сбрую подальше, в заросли чапараля. Лошадь стала неопознаваемой, мало ли дохлятины валяется в предгорьях на радость воронью и грифам-стервятникам?

Акула Додсон принял решение.

– Очень мне жалко, Боб, что твоя гнедая сломала ногу, – произнес он негромко, выжидая: потянется ли к мешку мексикашка?

Потянулся… Не мог не потянуться… После стольких трудов и тревог даже не посмотреть, за какой же куш шла большая игра?

Додсон и впрямь жалел о сломанной ноге кобылы, но лишь поначалу. Теперь перестал жалеть. Лошадка у Лагарры была на редкость резвая, а сам он худ и невелик ростом. К тому моменту, когда с ней приключилось несчастье, гнедая вместе со всадником (и с брезентовым мешком!) оторвалась от Боливара уже на три десятка корпусов и помаленьку наращивала отрыв. Может, и к лучшему, что больше ей бегать не придется, как знать…

Боб Лагарра распустил завязки, перевернул мешок – и с детским счастливым смехом высыпал из него пачки новеньких кредиток и мешочки с золотом.