Чумные ночи

Бонковский-паша медленно шел вверх по узкому переулку. С одной стороны тянулась старинная стена с осыпавшейся штукатуркой, оплетенная лианами и обсаженная рядами плакучих ив и теревинфов[59], а с другой – пустырь, где весело перекрикивались, вешая белье на веревки между деревьями, женщины и бегали их полуголые дети. Пройдя еще немного, Бонковский увидел в переплетении плюща двух ящериц, озабоченных продолжением рода. В греческом женском лицее Марианны Теодоропулос еще не были объявлены каникулы, однако на занятия ходила едва ли половина учениц. Шагая вдоль ограды и заглядывая внутрь, словно в тюремную камеру сквозь прутья решетки, умудренный опытом главный санитарный инспектор понимал, что многих детей, несмотря на разговоры об эпидемии, отправили в школу просто потому, что родители не могли остаться днем дома и обеспечить своих чад едой – а в школе дадут тарелку супа и хлеб. Лица девочек, убивающих время в лицее, совсем не таком многолюдном, как еще недавно, выдавали затаенную тревогу.