Чужое отражение. Осколки

Мне казалось, что он позволял себе слишком многое: стоять слишком близко, слишком жадно на нее смотреть, допуская больше вольностей, чем официальное представление незнакомых людей друг другу.

– Гордон.

– Беркутов.

Мы обмениваемся короткими преувеличенно спокойными приветствиями, придерживаясь формальностей, но обходясь без рукопожатия.

– Эта, определенно, одна из лучших твоих работ! Знаешь, я готов побороться за неё на сегодняшнем аукционе.

Создает некую двусмысленность. Он словно наслаждается всем этим. А ведь и правда, ему в кайф. Это я тут каждую лишнюю секунду от ревности подыхаю морально.

– Ожерелье не продается!

Отвечаю так, чтобы поставить точку в разговоре, и Гордон это понимает. С белозубой улыбкой кивает и уходит.

А я смотрю на его удаляющуюся широкую спину и думаю о смерти. О цветах пиона и его удушливом аромате, о бордовых, рассыпанных повсюду лепестках, словно брызгах крови. Я думаю о своем голоде и его силе. О контроле. Кровожадность растёт и пульсирует в венах, и я вот-вот позволю ей захватить себя, осознавая, что внезапную агрессивность через несколько часов сменят приступы сожаления, но это уже не изменит содеянного.