Преследование

Даже воздух, проникавший в камеру через единственное решетчатое окно, был зловонным. Площадь Революции раскинулась внизу, отделенная от тюремной стены всего несколькими метрами. Сотни – нет, тысячи – отправлялись на смерть туда, к гильотине. Кровь преступников – и ни в чем не повинных – пропитывала сам воздух, придавая ему отвратительный привкус.

Теперь он мог слышать голоса приближавшихся к камере.

Он втянул воздух ртом, почувствовав, как от страха к горлу подступила тошнота.

Девяносто шесть дней прошло с тех пор, как он попал в засаду у административного здания, в котором служил чиновником коммуны. На него напали, заковали в наручники, надели на голову мешок.

– Предатель! – злобно фыркнул знакомый голос, когда его швырнули на сиденье какой-то повозки. Спустя час мешок с его головы сорвали, и он обнаружил себя стоящим в центре вот этой самой камеры. По словам надзирателя, он обвинялся в преступлениях против Республики. И все без исключения знали, что это означало…

Ему так и не довелось увидеть человека, бросившего в его адрес нелестное определение «предатель», и все же он нисколько не сомневался, что это был Жан Ляфлер, один из самых радикальных чиновников городского правительства.