Хорошая дочь

Двадцать восемь лет назад в больнице она умоляла медсестер разрешить ей принять ванну. Ее кожа была в запекшейся крови Гаммы. Все было липким. Чарли тогда нормально не купалась с момента пожара в доме из красного кирпича. Она хотела окунуться в тепло, увидеть, как кровь и осколки костей уплывают, словно стирается из памяти страшный сон. На самом деле ничего так и не стерлось. Со временем только притупились края.

Чарли медленно выдохнула. Прислонилась головой к стене. Закрыла глаза. Она видела маленькую девочку в школьном коридоре, ее румянец, исчезающий, как краски зимой, ее руку, падающую из руки Чарли точно так же, как выпала рука Гаммы.

Девочка наверняка все еще лежит в холодном школьном коридоре – по крайней мере ее тело там, вместе с телом мистера Пинкмана. Оба они по-прежнему мертвы. По-прежнему лежат неприкрытые и беззащитные на виду у снующих туда-сюда людей. Так бывает в случаях насильственной смерти. Никто никого не трогает, даже ребенка, даже любимого тренера, пока каждый дюйм места не будет сфотографирован, каталогизирован, измерен, зарисован и исследован.