Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира

Четыре или пять дней спустя я снова навестил ее, и, хотя, кажется, не было никаких признаков приближающейся смерти, что-то внутри меня говорило об обратном. По дороге домой после того визита мне пришлось припарковать мотоцикл на обочине. Я снял шлем и обнаружил, что рыдаю взахлеб. Она умирала, и я знал это.

Вскоре маму подключили к системе жизнеобеспечения: ее иммунитет был на нуле, и через двадцать четыре часа все было кончено. Она пробыла в больнице всего две недели. Это было шоком не только для меня, но и для моей сестры, для тети Пэт и вообще для всей семьи. Сегодня ты здоров как бык, а на следующий день умер. Я все еще не могу понять этого.

Некоторые люди зажигают свечи в день смерти родителей. Я не помню точной даты, только то, что это было в 1983 году и накануне моего двадцать первого дня рождения. Но я помню день рождения моей мамы, 17 мая, когда я прослезился, думая о ней. Я не плакал в тот день, когда она умерла. Полагаю, я нарочно заглушил все это в себе.

Терри и мама познакомились, когда мне было пятнадцать, так что в общей сложности они прожили вместе около шести лет. Он не настаивал, чтобы я пошел в траурный зал, но я сделал это: впервые с тех пор, как мама умерла, я был с ней наедине. Это было ужасно. Она выглядела милой и умиротворенной, но бальзамировщики не очень хорошо разобрались с посмертными шрамами на ее голове. Я заплакал и поцеловал ее, зная, что ничего в жизни не может быть хуже, чем видеть свою мать в таком состоянии.