Десять плюс один

– Мейер, то было другое время и другие немцы, – промолвил Карелла. – Нельзя ненавидеть одних за то, что сотворили в прошлом другие.

– Ты не еврей, – качнул головой напарник.

– Это верно. Но когда я смотрю на человека вроде Эттермана, то вижу перед собой несчастного старика, потерявшего на войне сына. А два дня назад у него погиб еще и помощник, который был ему как сын.

– А я смотрю на него и вижу кадры хроники, на которых бульдозеры сгребают в кучи тысячи трупов убитых евреев, – отозвался Мейер.

– А сына, погибшего в небе над Швайнфуртом, ты не видишь?

– Нет, – упрямо мотнул головой напарник. – Похоже, я искренне ненавижу немцев и буду ненавидеть их до конца своих дней.

– Может, ты имеешь на это право, – помолчав, произнес Стивен.

– Знаешь, временами мне кажется, что ты еврей, – заметил Мейер.

– Когда я думаю о том, что случилось в Германии, то я – еврей, – согласился Карелла. – В противном случае я бы не имел права называть себя человеком. Они же отправляли в печи людей! Не мусор! Не животных! Людей! Неужели ты думаешь, что я не могу чувствовать то же, что и ты?