Лагерь

Марк отпускает меня и выпрямляется.

– Все вернули нам блокноты? Прекрасно. А теперь давайте еще потанцуем. – Он включает музыку, и все опять начинают танцевать. Но я сажусь на кровать, обхватив голову руками, и стараюсь стряхнуть с себя ощущение того, что хотя я знаю – мой план сработает, мне придется подвести многих. Делаю еще один глубокий вдох. «Хадсон стоит того, – напоминаю я себе. – Он стоит всего, с чем мне придется распроститься».

Мне, вообще-то, по фигу лагерные цветовые игры. Те три дня, когда обычные занятия заменяются эстафетным бегом, захватом флага и рисованием плакатов, а бесполезные очки накапливаются, подобно упаковкам от презервативов на лодочной станции. В этом нет ничего веселого. Марк проклинает игры – говорит, три дня без репетиций и издаваемые нами вопли вредят голосовым связкам, и все дело тут в том, что Джоан пытается саботировать его постановки. Лагерь разделяют на две команды – при этом соседи по домику всегда оказываются вместе, дабы между ними не было конфликтов, – и в нынешнем году мы Зеленые. Это не мой любимый цвет, и я не тяготею к зеленой одежде, но все же у меня есть потрясные белые шорты, отделанные зеленой кружевной тесьмой. Плюс черная рубашка. Думаю, этого достаточно, чтобы соответствовать духу команды. И, по крайней мере, я не Оранжевый. Я не знаю, что мог бы надеть в этом случае. Кроме того, Хадсон в нашей команде. И не просто ее рядовой член, а капитан – один из восьмерых ребят, выбранных, чтобы вести в бой свой цвет, в каждой команде по четыре таких капитана. Каждый из них своего рода армейский генерал и чирлидер в одном лице. И Хадсон воспринимает это как миссию, возложенную на него самим Господом Богом. Вот он, стоит на платформе с тремя другими генералами – в ярко-зеленой рубашке поло и совершенно не подходящих к ней шортах цвета хаки. Под глазами у него нарисованы зеленые полосы, будто он подался в футболисты, и он даже опрыскал волосы зеленой пенкой для волос. Он размахивает зеленым флагом и кричит.