Кураж

– Миссис Метьюз не нуждается в наших деньгах, – сказал я. – Давайте лучше купим венок и, может, еще что-нибудь в память об Арте, такое, что он бы одобрил.

Худощавое лицо юного Тик-Тока выразило восхищение. Питер Клуни взглянул на меня с печальным упреком. Но все остальные кивнули в знак согласия.

Грант Олдфилд проговорил со злобой:

– Может, он и застрелился потому, что эта бесцветная ведьма выгнала его из своей постели.

Наступило несколько обескураженное молчание. «Год назад, – мелькнула у меня мысль, – мы, скорее всего, засмеялись бы». Но год назад Грант Олдфилд сказал бы то же самое и, возможно, так же грубо ради забавы, а не с такой безобразной, мрачной злобой.

Я понимал, да и все мы понимали, что Грант не знал и вовсе не хотел знать подробности семейной жизни Арта, но последние месяцы Гранта будто пожирала какая-то внутренняя злоба, каждая его фраза просто сочилась ядом. Мы видели причину в том, что он покатился по лестнице успеха вниз, даже не поднявшись наверх. По характеру он был очень честолюбив и безжалостен, и это помогало ему совершенствоваться в жокейском ремесле. Но в какой-то момент, на гребне успеха, когда он привлек внимание публики вереницей побед и начал регулярно работать для Джеймса Эксминстера, одного из самых высококлассных тренеров, что-то случилось: Грант потерял работу у Эксминстера, и другие тренеры нанимали его все реже и реже. Несостоявшийся заезд был у него сегодня единственным.