Три сестры

В бараке сейчас по меньшей мере тысяча девушек: кто-то спит, кто-то еще бодрствует, некоторые тихо разговаривают. Циби встает и машет рукой, и Ливи, заметив ее, направляется к ней, огибая тюфяки.

Циби замечает на лице Ливи следы слез – полосы розовой кожи на фоне кирпичной пыли, покрывающей ее тонкое нежное лицо.

– Что случилось? Ты в порядке? – спрашивает Циби, когда Ливи падает в ее объятия, усаживает сестру на тюфяк и хватает ее забинтованную руку; похоже, ранку обработали. – Что случилось?

Ливи продолжает рыдать и наконец выдавливает из себя:

– Почему ты мне не сказала?

– Что не сказала? Что произошло?

– Я пошла в больницу.

– И что-то случилось?

– Я увидела. – Ливи перестает плакать; ее глаза округлились от страха.

– Что увидела? – вся похолодев, спрашивает Циби.

– Там висело зеркало. Почему ты не сказала мне о том, что со мной сделали?

Циби берет лицо Ливи в свои ладони и впервые за много дней улыбается:

– И это все? Ты увидела свое отражение в зеркале?

– Мои волосы… – Ливи проводит рукой по голове и сразу с отвращением отдергивает руку. – Они остригли мои локоны. – Она смотрит мимо Циби, в глубину барака, на сотни бритых голов; у нее остекленевший, мутный взгляд. Циби готова ударить сестру, вывести ее из шока, но вскоре Ливи обращает на сестру свои широко открытые голубые глаза. – Они остригли мои волосы, – шепчет она, а ее руки вновь тянутся к голове, глаза наполняются слезами.