Ошибка Клео

Блестки родились из мусора; их красота была мимолетной. Клео часто говорили, что все это – мишура, как те стразы, что нашиты у нее на груди, как те рубины из стекляруса, что украшают ее талию.

Так всё на свете – мишура, возражала она, в том-то и состоит пугающая красота этого мира. На сцене девушки делали вид, что они голые, и на протяжении девяноста минут изображали бьющую через край радость, потому что «это Париж», хотя они были родом из Испании, Украины или Клермон-Феррана. Атласный лиф пропитывался потом, оставляя желтоватые пятна, которые не брала никакая стирка; стринги приходилось опрыскивать антибактериальным спреем; ажурные колготки врезались в ляжки, расчерчивая кожу на квадраты, – но из зала ничего этого не было видно.

Осветитель рассказал Клео, что самый простой панбархат под софитами начинает играть всеми красками, тогда как натуральный шелк теряет блеск. Свет маскировал недостатки, скрывал складки, шрамы и следы целлюлита, сглаживал морщины и кричащую рыжину волос, покрашенных дешевой краской. От лифа в блестках все бока у Клео были в красных пятнах; под мышками не проходили мелкие порезы – от пота чешуйки пластика делались острыми, как ножи. Но из зала ничего этого видно не было.