Ковен тысячи костей

Сглотнув сухость во рту, я подошла вместе с Коулом поближе.

Ребенок в теле взрослого мужчины – таким стал Гидеон в тот день, когда Морган вернула его с того света, и таким он оставался до сих пор. Мускулистый и широкий в плечах, крупнее Коула в полтора раза, с изящными чертами лица, тонкими губами и россыпью обворожительных веснушек… Но с абсолютно неживыми глазами. Глядя на Гидеона теперь, было сложно не думать о том, чего стоит такая жизнь. Не человек, а растение: ест пищу, но не чувствует вкус; перебирает мелки, рисует, но красоты не видит; смотрит на тебя и не узнает. Невзирая на все наши надежды, что в Берлингтоне ему станет лучше, что просто требуется время, Гидеон так и не оправился. У Коула ушел месяц на то, чтобы признать, что его брат не в порядке, и еще месяц на то, чтобы смириться с этим.

Хотя едва ли это можно было назвать смирением.

– Я привез тебе новый альбом, – улыбнулся Коул, протягивая Гидеону самую толстую папку из своей стопки, в которой, видимо, были не только документы для лечебницы. – И краски… И гуашь… Ну, если захочется разнообразия.