Обожжённая душа

– Отчаянный ты. Вот смотрю на тебя и не понимаю…

– А ты и не пытайся, – сказал княжич, впиваясь зубами в белую мякоть.

Вяшеслав, поиграв желваками, мотнул головой и потянулся к скудели.

Ели молча, каждый думая о своём. Вяшеслав больше не разговаривал, да и не о чем было. После гостей развели по клетушкам. Пребрана вместе с Вяшеславом и Жданом разместили на нижнем ярусе, где топилось и днём, и ночью, остальных отвели в другую половину – в одном куте места всем не хватит. Хоть воеводе не шибко понравилось, что их разделили, но коли до сих пор живы, значит, подвоха ждать и не стоит. Вскоре, пока мужчины сбрасывали многослойные одежды, заглянул мальчонка, бледный, с жуковыми волосами, упредил, что баню натопили.

Вяшеслав, потоптавшись на месте, пошёл первым к двери. Как ни осторожничай, а тело просит своё, отказываться от целительного жара да после мороза – глупость, кто знает, как скоро они доберутся до Оруши. Ждан поплёлся следом. Пребран, бросив налатник на ларь, не спешил в истопку. О теле легко позаботиться, куда сложнее оживить душу, разжечь сердце, которое уже давно погребено под слоем пепла, сердце, что кануло в холодное забвение, не оживить по одному лишь велению. Исподняя рубаха, к удивлению княжича, была пропитана кровью и разодрана. Когда Пребран стянул её, его глазам открылся раненный бок. Кожа была багрово-синей, кровоподтёк расползся по рёбрам к груди, и всё же была колотая рана, успевшая подсохнуть, но края ещё были разодраны, не успели поджить, видно каким-то осколком тать всё же пырнул его. Пребран облегчённо выдохнул – рёбра целы, и то ладно. Дотронувшись пальцами до места ушиба, скривился от прострелившей боли, от которой даже зубы свело. Шум за дверью вынудил его выпрямиться. Створка чуть приоткрылась, и по ту сторону послышался женский голос.