Любовь и прочие «радости»

– Так… Ладно. Чувствую, мне ты не поверишь…

– Эй, ты что делаешь?

– Звоню Кате!

Ник вышел из комнаты, а Ольга заставила себя оставаться на месте. В конце концов, подслушивать чужие разговоры было неприлично. Она сама этому учила детей.

Господи! Как же ее перетрясло! Так, что до сих пор внутри все вибрировало и дрожало. Как будто кто-то водил смычком по до звона натянутым нервам. Нет… бывают же совпадения! Её сын… Его дочь. А какая истерика с ней случилась? Наверное, даже не истерика. А что-то другое. Ведь она не рвала на себе волосы и не выла, как умалишённая. Всего-то чуть не померла… К слову, Гдальский не растерялся. Как будто всю жизнь только этим и занимался, что спасал умирающих страшных теток. С губ Ольги таки сорвался истеричный смешок. Все же истерика была где-то на подходе.

Что ж ей так с ним не везло? То после уколов гиалуронки их судьба сталкивала, то в этой маске дурацкой. Впрочем, сейчас Ольгу меньше всего заботило, какое она произвела на Тихона впечатление. С ним ей уже вряд ли что светило, а вот то, что, возможно, ожидало её впереди – Ольгу совсем не радовало. Она не хотела детей. Никаких. В какой-то момент у нее образовалась целая фобия на вопящих младенцев. Возможно, когда-нибудь, лет через десять-пятнадцать, она и захочет стать бабушкой – нянчиться с внуками, печь пироги… Но сейчас такая перспектива её пугала до смерти. Она не хотела возвращаться в тот ад… И если вам кажется, что это жестоко, и так нельзя – попробуйте самостоятельно поднять на ноги тройню.