Дочь священника

– Пожалуйста, не надо щипать меня за локоть. Мне это не нравится.

– Дороти, дорогая, да кто же сможет устоять перед таким локотком, как ваш? Его ущипнешь эдак автоматически. Рефлекс срабатывает, понимаете ли!

– Когда вы вернулись в Найп-Хилл? – поинтересовалась Дороти, поставив велосипед между собой и мистером Уорбуртоном. – Уж более двух месяцев прошло, как я вас не видела.

– А я позавчера вернулся. Но и сейчас я так, мимоходом. Завтра снова уезжаю. Везу деток в Бретань, этих моих «внебрачных сорванцов». Ну вы знаете.

Когда мистер Уорбуртон произнес слово «внебрачных», Дороти почувствовала неловкость, хотя и не без оттенка наивного превосходства, и отвела глаза. Мистер Уорбуртон и его «внебрачные сорванцы» (а их было трое) стали причиной одного из самых больших скандалов в Найп-Хилле. Мистер Уорбуртон был человеком с независимым доходом, называл себя художником, выдавал около полудюжины посредственных пейзажей в год. Приехав в Найп-Хилл два года назад, он купил одну из новых вилл за домом Пастора. Там он жил, или, вернее, периодически останавливался, в открытую сожительствуя с женщиной, которую называл своей экономкой. Четыре месяца назад эта женщина – иностранка, как говорили, испанка, – стала причиной одного из самых свежих и страшных скандалов: она неожиданно оставила его, и теперь трое его детей пребывали у какой-то его многострадальной родственницы в Лондоне. Внешне он был приятным мужчиной, производящим хорошее впечатление, хотя и абсолютно лысым (этот факт он воспринимал болезненно и старался скрывать, как мог). Он умел придать себе такой щегольской вид, что даже значительного размера брюшко казалось естественным продолжением его грудной клетки. Из своих сорока восьми лет он признавал только сорок четыре. Люди в городе говорили, что он был «самый настоящий старый негодяй»; молодые девушки его побаивались, и не без оснований.