Прости

– Простите, что от работы отвлек.

– Ничего, я понимаю. Не беспокойтесь, я присмотрю за дедушкой вашим и по смене передам. Хотя у нас все и так…

– Спасибо, – он даже улыбнуться сумел.

Только закурить вдруг страшно захотелось. Бросил больше года назад, а сейчас вдруг захотелось этой горечи. Чтоб унять, заглушить другую горечь, внутри. «У нас все и так», – сказала медсестричка, а за словами слышалось «но мы не всесильны».

С темного неба сыпались, взблескивая в фонарном свете, мелкие колючие снежинки. Табачный дым (магазинчик нашелся буквально за углом у больницы) смешивался с паром от дыхания, не отличить. Только горький.

Значит, Тося. На миг стало обидно за бабушку. Ее хоронили пять лет назад, зацветала вишня, и похоронный автобус, черный, блестящий, очень чистый, но тем не менее неуловимо потусторонний, казался среди нежной зелени и цветов удивительно неправильным. Неуместным. Дед не плакал. Но он никогда не плакал, это было нормально.

Но сейчас… Не бабушку Таню он вспоминал под безжалостным светом больничных ламп, а какую-то неведомую Тосю. Просил то ли «отпусти», то ли «спасти». Лишь потом уже совершенно отчетливо прозвучало «найди». Это было… неправильно. Почти дико. И в то же время… Александр же не знает, что их связывало. И если эта неизвестная женщина придаст деду сил и желания жить – значит, надо хвататься за этот шанс. Зыбкий, конечно. История полувековой, если не больше, давности. Сейчас этой Тосе сколько? Семьдесят? Больше? Деду восемьдесят. Да и жива ли? Так, стоп. Будем надеяться, что жива. Нужно просто ее отыскать. Вопрос – как?