Фейтфул-Плейс

– Видимо, нет, – вежливо улыбнулся я. – Но меняются обстоятельства. На этот раз мы заодно.

– Неужели?

– Вам остается на это надеяться, – сказал я, – потому что, кроме меня, у вас никого нет. Либо так, либо никак.

Он долго оценивающе смотрел мне в глаза. Я сидел прямо, стараясь сохранять авторитетный вид, который выработал для родительских собраний. В конце концов он резко кивнул и без намека на любезность сказал:

– Сделай. Все, что сможешь. Пожалуйста.

– Ладно. – Я достал блокнот: – Расскажите мне, как уехала Рози. Начните со дня накануне. И как можно подробнее, пожалуйста.

Они хранили в памяти все, как любая семья, потерявшая ребенка, – как-то раз одна мать показывала мне, из какого стакана пил ее сын утром того дня, когда умер от передозировки. Было воскресное утро, рождественский пост, мороз, серо-белое небо, пар от дыхания туманом повисал в воздухе. Накануне вечером Рози вернулась домой пораньше, поэтому утром отправилась на девятичасовую мессу с семьей, вместо того чтобы отоспаться и пойти на полуденную, как поступала, если в субботу задерживалась допоздна. Вернувшись домой, они позавтракали яичницей – в те времена поевшим перед причастием приходилось отмаливать грех. Рози гладила, ее мать стирала, и они сообща решали, когда купить окорок к рождественскому столу; у меня на секунду перехватило дыхание при мысли о том, что Рози преспокойно обсуждала угощение, которое не собиралась есть, мечтая провести Рождество со мной вдвоем. Незадолго до полудня девочки прогулялись до Нью-стрит, чтобы привести бабушку Дейли на воскресный обед, а потом все вместе смотрели телевизор, и это тоже ставило Дейли на ступеньку выше нас, простонародья, – у них был собственный телевизор. Обратный снобизм – забавная штука; я заново открывал для себя тонкие нюансы, о которых почти позабыл.