Время просить прощения

Дорога была довольно широкой, но, как и ранее виденные мной, грунтовая. Пыль стояла столбом, люди идут, волоча ноги и поднимая тучи пыли. Куда нас вели, я понятия не имел, просто брел со всеми вместе. Иногда нам приказывали прижаться к обочине и пропустить колонны немецких войск. По обочинам тут и там попадались разбитые машины, в основном грузовики, но есть и легковушки, и телеги без лошадей. Много чего валяется вдоль дороги, даже танки видел, на вид совершенно целые, хотя я не знаток.

– Ну, вот, держись, дойдем потихоньку. – Меня поддерживали под руки, помогали идти.

Те, кто помогал, представились, я тоже назвался, познакомились, значит. Почему поднимали и торопились, я узнал буквально через несколько минут после того, как встал. Слева и справа от колонны, по обочине, шли немецкие солдаты, я их уже легко различаю, немного их, но все с оружием. Постоянно что-то прикрикивали на красноармейцев из колонны, не чурались и просто двинуть прикладом. Но если кто-то падал от усталости или обессилев от ран на глазах конвоира, его просто расстреливали. На моих глазах один из красноармейцев осел в пыль, будучи не в силах больше идти, а проходящий рядом конвоир-немец это увидел. Я даже подумать не успел, как винтовка бахнула, а немец продолжил свой путь как ни в чем не бывало, лишь толкнул ногой, обутой в черный короткий сапог, тело красноармейца, отправляя его в придорожную канаву. Меня настолько ошеломило это действие солдата, что я даже зажмурился. Настолько буднично действовал немец, словно муху на стекле раздавил. В его глазах не было ни злости, ни ненависти, лишь сквозило презрение. Так смотрят богатые люди, вылезающие из крутой иномарки, на ободранного и грязного бомжа. О, точно, мы тут все как бомжи, только лица еще не обросли бородами, лишь легкая небритость присутствует.