Правы все. Предисловие Антона Долина

Поверьте, я и сам бы рад сказать точно, но трудно быть точным, когда на глазах слезы.

Я дома одна,

вокруг тишина.

У меня нет друзей[22].

Пятнадцать лет назад мы с женой трахались как кролики.

Теперь жена превратилась в предмет обстановки.

У меня дома есть белый рояль, люстры, черные кожаные диваны, хрустальные столы и столики, фарфор Каподимонте, который я обожаю, а еще есть жена. Ненужная безделушка.

Иногда жена принимается стенать:

– Тони, тебе не кажется, что пора что-нибудь выбросить? Не кажется, что у нас слишком много вещей?

– Да, милая, – говорю я, – пора выбросить тебя.

И сразу расплываюсь в улыбке, так что она это спокойно проглатывает, думает, я шучу, хотя дураку понятно, что это не шутка.

Единственная разница между моей женой и моим белым «Стейнвеем» 1969 года в том, что жена ходит, а рояль нет. Она разговаривает, а рояль нет, иногда она меня пилит, но чаще тихо жалуется себе под нос, словно у нее что-то болит, бродит по дому и ворчит, что, дескать, сама во всем виновата, от нее за километр пахнет нервным истощением и депрессией.