Закон и женщина

– Как! – воскликнул дядя громким и веселым тоном. – Ты уже успела забыть свое имя! Прекрасно! Будем надеяться, что ты никогда не пожалеешь, что рассталась с ним так поспешно. Но постарайся припомнить его, Валерия.

Дрожащими пальцами я зачеркнула свою первую подпись и написала, весьма некрасиво, свое девичье имя: Валерия Бринтон.

Когда пришла очередь моего мужа, я заметила с удивлением, что его рука тоже дрожала и что он оставил в книге весьма жалкий образец своей обычной подписи: Юстас Вудвил.

Моя тетка, когда пришла ее очередь записать свое имя, покорилась не без протеста.

– Плохое начало, – сказала она, указывая концом пера на мою первую подпись. – Я могу только повторить слова мужа: будем надеяться, что вам не придется сожалеть об этом.

Даже тогда, во дни моего неведения и невинности, суеверие тетки возбудило во мне какое-то неопределенное беспокойство. Муж ободряюще сжал мою руку, веселый голос дяди пожелал мне на прощание счастливой жизни, и это послужило мне утешением. Добрый дядя приехал в Лондон из своего северного прихода, где я нашла приют после смерти моих родителей, только для того, чтобы обвенчать меня, и намеревался уехать с полуденным поездом. Он обнял меня большими сильными руками и поцеловал так громко, что этот поцелуй, наверное, достиг ушей толпы зевак, ожидавших за церковной дверью выхода молодых.