Четыре сезона. Сборник

Тодд вытащил из заднего кармана конверт. Глаза у него горели предвкушением праздника, как у мальчишки накануне дня рождения, Рождества или перед салютом на День независимости.

– Ты меня фотографировал?

– Конечно! У меня есть портативный фотоаппарат, «Кодак». Он тонкий, плоский и умещается в руке. Если приноровиться, можно запросто снимать, зажав его в ладони и держа объектив между пальцами. А кнопка затвора нажимается большим пальцем. – Тодд скромно потупился. – Сначала я никак не мог приспособиться, и все время получались одни пальцы. Но я упорный и не сдавался. Настойчивостью можно добиться всего, что хочется. Это, конечно, ни для кого не секрет, но зато верно.

Курт Дюссандер побелел и съежился.

– А снимки ты отдавал печатать в фотоателье?

– Что? – Тодд возмущенно затряс головой. – Конечно, нет! Вы что же, думаете, я совсем идиот? У отца есть темная комната, и я сам проявляю пленки и печатаю снимки с девяти лет.

Дюссандер промолчал, но явно обрадовался и даже чуть порозовел.

Тодд передал ему несколько глянцевых снимков, неровные края которых подтверждали: их действительно печатали в домашних условиях. Дюссандер, нахмурившись, стал их изучать. Вот он сидит в автобусе возле окна; в руках – роман Джеймса Миченера «Столетие». Вот он на остановке «Девон-авеню» с зонтиком под мышкой; подбородок надменно вздернут, как у Шарля де Голля, принимающего военный парад. На следующем снимке он запечатлен в очереди возле кинотеатра «Маджестик», там он явно выделяется в толпе подростков и невзрачных домохозяек с завивкой ростом и статью. А вот он заглядывает в свой почтовый ящик.