На линии огня

Горгель в меру своего умения закрепляет ремень, вытирает выпачканные кровью пальцы о штаны.

– Надо бы вас как-то убрать отсюда.

– Ага, сейчас приедет карета «скорой помощи» с сестричкой, чтоб за руку держала, – сержант трет нос. – Голову не морочь.

Они молча смотрят друг на друга. Сержант – седой и курчавый, остролицый, длинноносый – бледен от потери крови, но держится бодро. По закопченным, грязным щекам текут ручейки пота. Как и у всех вокруг, на лице у него двухдневная щетина, хриплый от жажды голос. Единственный колодец – далеко, и солдаты, которые с флягами ходят за водой, пропадают надолго.

– Как вам это видится, сержант?

– Мне отсюда ни хрена не видится.

Горгель показывает на солдат, которые пригибаются, выпрямляются, стреляют, на раненых, которые ползут по земле, ища укрытия, на убитых, которые лежат там, где их настигла смерть. Боеспособных наберется едва ли сотня: остатки мавританского табора и пехотного батальона, перебитых ночью, и взвод легионеров, на рассвете подошедший им на выручку.