На линии огня

– Понял.

– И еще скажи, что, если здесь не удержимся, займем оборону в кооперативе, где торговали оливковым маслом. Это почти на выезде из города.

– Ладно.

– Сможешь объяснить им, как туда пройти в темноте? Ну, тем, кто останется в живых…

– Конечно. Я вообще могу остаться с ними и проводить.

– Это было бы здорово. Так, а теперь все повтори.

Мальчик скороговоркой, как отвечают урок, повторяет задание. Пардейро с улыбкой ласково щиплет его за щеку:

– Ты в школу-то ходишь, Тонэт?

– Ходил, пока учителя не убили.

– Красные?

– Фалангисты.

Это сказано со свойственным детям безразличием. Сказано так, словно для этого мальчика, так недолго живущего на свете, убивать или умирать – в порядке вещей, самое что ни на есть обычное дело.

После этих слов ненадолго повисает неловкое молчание. И только чтобы нарушить его, Пардейро наконец произносит:

– Ты, паренек, замечательный связной.

– Спасибо, господин лейтенант.

Тот отходит от окна.

– Ну давай, отправляйся. Провожу тебя до дверей.

Вслед за венгром они спускаются по лестнице. У подножия, на облицованном плиткой полу – пятна крови и гипсовая пыль. Здесь, когда взяли дом, добили штыками троих раненых, оставленных республиканцами при отступлении, – ну не в плен же их было брать. Предварительно сняв снаряжение, гранаты, фляги и достав из карманов сигареты, трупы красных отволокли в подвал, где уже лежали двое убитых.