1918: Весна империи

Увы, нет.

Даже особой радости не чувствую. Какое-то моральное опустошение.

И в нашу квартиру возвращаться вообще не хочется. Что мне там делать без Маши?

Как-то так сложилось, что более-менее откровенно (в известных пределах) я мог говорить лишь с женой, но Маша сейчас спит под надзором медиков, а я пытаюсь осмыслить произошедшее и самого себя в этом произошедшем.

Вроде и радость у меня, но, видимо, накрыл меня отходняк после долгой и большой нервотрепки, погружая в какую-то не то тоску, не то просто меланхолию.

Плеснув все же в бокал, встаю с кресла и распахиваю рамы. Холмы и горы противоположного берега уже четко очерчены предрассветной бледностью неба. Ни облачка. Тих Босфор. Даже силуэт какого-то судна словно замер на водной глади.

Затих древний Константинополь. Даже колокола церквей перестали звонить.

Час перед рассветом. Самый тоскливый час замершего в каком-то оцепенении времени. Ночь уже кончилась, а утро еще даже не началось.

Безвременье.

Штиль.

Даже волны не колышут водную гладь.