Шум падающих вещей

– Не знаю, – говорил я. – Ничего он не сделал.

– Что-то наверняка сделал, – говорил он.

– Да теперь-то какая разница? – говорила моя мать.

– Ну да, – вторил ей отец. – Теперь-то какая разница?

Когда я постепенно начал выплывать на поверхность, ненависть к Лаверде уступила место ненависти к собственному телу и к тому, что это тело чувствовало. Ненависть, направленная на меня самого, превратилась в ненависть к другим, и однажды я решил, что не хочу никого видеть, выгнал родных из больницы и запретил им приходить, пока мое состояние не улучшится.

– Но мы же волнуемся за тебя, – сказала моя мать, – хотим о тебе заботиться.

– А вот я не хочу. Не хочу, чтобы обо мне заботились, ни ты, ни кто-то еще. Я хочу, чтобы вы ушли.

– А если тебе что-то понадобится? Вдруг мы могли бы помочь тебе – а нас не будет рядом?

– Мне ничего не нужно. Мне нужно побыть одному. Я хочу побыть один.

Хочу тишины отведать, подумал я тогда; как в стихотворении Леона де Грейффа, еще одного поэта, которого я любил слушать в Доме Сильвы. Поэзия настигает нас в самые неожиданные моменты. Хочу тишины отведать, беседы мне не потребны. Меня оставьте. Да, так я и сказал своим родителям. Меня оставьте.