Великолепные руины

– Но я тебя видела…

– Наверное, тебе это привиделось во сне.

– Ты была в темном пальто и шляпе…

– Может, пригласить доктора? – Кузина уставилась на меня так, словно не могла определиться, как ей реагировать – то ли удивляться, то ли волноваться за меня. – Что я вижу? Ах, ну, конечно! Явные признаки лунатизма, – поддразнила меня Голди и рассмеялась.

Я с трудом заставила себя улыбнуться.

– Я… у меня…

– Подруги ведь должны друг другу доверять, не так ли, Мэй?

– Полагаю, так.

– Только говоришь ты это как-то неуверенно.

– У меня никогда не было подруг.

– Никогда? Я в это не верю.

– Матушка не позволяла мне водить с кем-либо дружбу…

Признать свою изоляцию и одиночество было тяжело. Я столько времени провела, пытаясь убедить себя в том, что мне не одиноко и не скучно, что я не нуждалась в такой дружбе, о которой читала в романах, а люди, за которыми я наблюдала из окна, не вызывали у меня зависти и не вдохновляли к общению с ними. Конечно же, я бунтовала. Не раз и не два. А какой ребенок этого не делал? Но своими бунтами я только навлекала на себя гнев и разочарование матушки. В конечном итоге я признала: мне проще делать так, как она говорит. И прекратила бунтовать. А когда матушки не стало, мне труднее всего оказалось принять досадный факт: теперь я была вольна делать все что хотела, но у меня не имелось друзей, к которым я могла обратиться за утешением, поддержкой или помощью.