Полёт раненой птицы
Он успел ответить раньше, чем я продолжила своё наступление.
– Тому, что встретил тебя, – и успел добавить: – Ты очень красивая.
– Что?
Вот какая невероятная сила заставила его сказать именно эти слова, полные неописуемого вранья? Уж я представляю, какая была хорошенькая тогда: злая, растрёпанная, зарёванная, метающая костыли в пустом тренажёрном зале!
Но они подействовали. Будто всё расставили по местам и вернули мне способность соображать.
– Отвернись! – мрачно велела я и потом кое-как поднялась с пола. – Спасибо!
– За что? – удивился он.
– За то, что не дал мне умереть в одиночестве, – прорычала я в ответ.
Не очень-то приятно, когда кто-то застаёт твою истерику, твоё унижение. И потом… какое нелепое, безжалостно-безумное сочетание – инвалидная коляска, неподвижные, ничего не чувствующие ноги и крепкие плечи, сильные руки, симпатичное лицо, стремительный, рвущийся куда-то взгляд!
2
Он всегда оставался весёлым, насмешливым, любил дурачиться, и иногда казалось, будто к самому себе, ко всему, что с ним произошло и происходило, он относится несерьёзно, с усмешкой. А мне больше не хотелось махать руками, бить посуду и орать, и я поверила, реально поверила, что скоро со мной всё будет нормально, что до выписки я вполне дотяну и даже не сойду с ума. И всё благодаря ему. Ванечке. Ване.