Преломление. Обречённые выжить

– А Рабинович при чём тут? – удивился Фарада.

– А он у нас капитаном.

– А-а-а! Так вы моряк?! Моряков ни разу не играл. Фактура не та. Хотя вот Рабинович же моряк. А я чем хуже?

– Сё-ёма! – послышалось из ближайшего к нам кабинета, завешенного сморщенной тёмно-синей материей. – Пропускаешь! Мы уже за твою «Таганку» выпили. Теперь давай за Любимова, а потом, наконец, и за тебя.

Сёма сделал губы буквой V, извинился и пробурчал:

– Затянули, гады, не хотел. Теперь приходится отдуваться. Вот оно – бремя славы! – И быстрым боковым шагом юркнул в кабинет, откуда были слышны голоса и звон посуды.

Через минуту за сморщенной занавеской дружно запели:

• Уно, уно, уно, уно момента,
• Уно, уно, уно комплимента…

Мы с Атрием Робертовичем под аккомпанемент навязшей у всех в зубах песни пошли на последнюю запарку. Как он выразился – «чистым паром». Это когда без веника, с коротким заходом и после окончательной помывки. Потом – холодный душ и пол-литра жигулёвского.

– Дорожи этим моментом, – сказал мне Агрий Робертович, поднимая кружку с пивом. – Он никогда не повторится.