Пирог с крапивой и золой

Все уже покончили с завтраком, но Юлия осталась и наблюдает за мной из-под русой челки, отмечает каждый жест бегающими серыми глазами – она всегда хвалилась, что у нее глаза меняют цвет, но это враки, – а сама крошит хлеб длинными пальцами. Ногти у Юльки красивые, как миндаль, но кожа вокруг них вечно лопается и торчит кровавой бахромой. Меня передергивает от одной мысли, что этими ободранными пальцами она может доверительно, как раньше, взять меня за рукав.

– Даже не думай, – шиплю я.

Никто не повышает голос – не хочет схлопотать табличку «Тишина» на шею, – но в столовой все равно стоит ровный гул, смешанный с позвякиванием посуды.

– О чем ты, Магда?

Строит из себя невинность. Юлия вполне может показаться примерной панной, но кому, как не мне, знать, что она такое.

Она поднимается, чинно оправив манжеты. За лето она стала еще выше, хотя рост уже не красил ее в прошлом году. На груди неизменная камея с изображением двух рук, зазубренного сердцевидного листа и полумесяца. Юлия берет оловянный поднос с недоеденной кашей, скорлупками и искрошенным хлебом. Притворяется, что уже уходит, но в последний момент оборачивается и как бы невзначай бросает: