До первого снега

– Эй, милашка, за какие грехи тебя сослали в Тревелин?

Голосов становится всё больше. Дикие, невоспитанные, грубые. Кожей ощущаю на себе любопытные взгляды: ещё бы, для всех я сродни цирковой обезьянке, этакий невиданный доселе диковинный зверёк.

Зажимаю руками голову, склоняясь к паршивому сэндвичу с вонючим соусом, смачно вытекающим на тарелку. Разве люди могут такое есть?

– Смотри, она ещё и нос воротит от чорипана¹. Ну, конечно, куда этой барби до еды простых смертных?

Помещение заполняется истеричным смехом, напоминающим лай своры бездомных собак.

Эти люди видят меня впервые. Они не знают меня, но судят! Называют чокнутой, хотя сами в эту секунду напоминают буйно помешанных.

В уголках глаз скопились слёзы. Знаю, что стоит только моргнуть, как они тут же станут достоянием озверевшей толпы. Но давать лишний повод для издевательств не собираюсь.

Внезапно всё смолкает. Слышу недовольное бурчание и звуки удаляющихся шагов. Мне бы вздохнуть с облегчением – всё позади, но понимаю: шакалы разбегаются, когда на охоту выходит более сильный, наглый и бесстрашный хищник.