Швея из Парижа

Фабьен покраснела.

– Напомни мне отблагодарить Мелиссу за вмешательство.

Уилл рассмеялся и взял ее за руку.

– Где устроимся?

Губы Фабьен растянулись в улыбке, да так, что стало больно.

– Может, вон там?

Они ели и болтали. Фабьен узнала много нового: его мать умерла в возрасте чуть старше тридцати от рака груди, и Мелисса унаследовала плохие гены. Она планировала в тридцать лет принять превентивные меры, сделать мастэктомию и гистерэктомию, но болезнь настигла ее раньше.

– Ужасно, – тихо сказала Фабьен.

– Не то слово.

– А отец? – спросила Фабьен. – Ты с ним близок? Мне кажется, да, ведь он был всем, что у тебя осталось. – В некотором смысле Фабьен сама порой ощущала, что отец был для нее всем. Мать, которая целиком отдавала себя работе в онкологической клинике – хотя, наверное, так и должно быть, когда на карту поставлены жизни, – всегда присутствовала в жизни дочери меньше, чем отец.

– Мой отец, – произнес Уилл мгновенно изменившимся, хриплым и суровым голосом, – предпочитал другие развлечения. Он находил утешение в женщинах, а не в своих детях. Мы с Лисс больше общались с домработницей, чем с ним.