Швея из Парижа

Эстелла открыла глаза, огляделась по сторонам и осознала, что невозможно открыть их настолько, чтобы понять все. Здесь, на Манхэттене, взгляд любого человека автоматически устремлялся ввысь, туда, где здания сужались и, подобно многоярусным пирамидам, пронзали небо. В Париже единственным сооружением такой высоты была Эйфелева башня. А в Нью-Йорке вертикали доминировали повсюду.

Наконец Эстелла улыбнулась. Вот он какой, Нью-Йорк. Яркий, блистательный – самое подходящее место для смелого золотого платья. И впервые, несмотря на войну и на то, что всякий раз при мысли о матери у нее начинались жуткие спазмы в животе, Эстелла почувствовала радостное возбуждение, которое подтолкнуло ее вперед.

Она пересекла Седьмую авеню и, увидев знакомую картину, заулыбалась еще шире. Из окон валил пар от множества утюгов – это разглаживали одежду, прежде чем вывесить ее на продажу. Однако источник этого пара находился высоко над головой, на высоте двадцатого или даже тридцатого этажа, клубы пара сливались с облаками, а это значило, что одежду производят на всех уровнях здания. Подумать только! Шить, гладить, рисовать эскизы, создавать модели и при этом находиться так высоко над землей! Как там, наверное, много света! Пусть Манхэттен другой; отсюда не следует, что он хуже Парижа.