Книга смеха и забвения
– Да, – сказал Мирек.
В квартире были еще двое. Один стоял у письменного стола, на котором громоздились кипы бумаг, тетрадей и книг. Все эти вещи он брал поочередно в руки, а второй, сидевший за столом, записывал то, что диктовал ему первый.
Мужчина в очках вынул из нагрудного кармана сложенную бумагу и протянул Миреку: – Вот распоряжение прокурора, а там, – кивнул он в сторону тех двоих у стола, – готовится для вас список конфискованных вещей.
На полу было разбросано множество бумаг, книг, двери шкафа были раскрыты, мебель отодвинута от стен.
Сын, наклонившись к Миреку, сказал: – Они пришли через пять минут после твоего отъезда.
Мужчины у письменного стола продолжали переписывать конфискованные вещи: письма друзей Мирека, документы, датированные первыми днями русской оккупации, заметки, анализирующие политическую обстановку, протоколы их собраний.
– Вы не слишком предусмотрительны по отношению к своим товарищам, – сказал мужчина в очках и кивнул на конфискованные вещи.
19
Те, что эмигрировали (их сто двадцать тысяч), те, кого заставили замолчать и выгнали с работы (их полмиллиона), исчезают, как удаляющаяся во мглу процессия, они невидимы и забыты.