Поезд на Ленинград

– Ну куда на мою голову? Через час рабочий день заканчивается… Хуже – через шесть кончится год!

Царила привычная суматоха, возведенная в трехкратную степень из-за праздника. За чернотой окон метель завывала все громче, дребезжали стекла, с улицы неслись отголоски пьяных песен, играла гармонь, пускали хлопушки, смеялись. А следчасть все жила беспокойным муравейником.

Но постепенно коридоры стали пустеть. Заключенных отправили обратно в ардом, за справками попросили явиться 2 января будущего года – секретарша-стажер куда-то сунула бланки протоколов, сейчас их не найти, старушка трясущейся рукой утерла глаза, делать нечего – тоже ушла. Стало еще тише. К восьми на этажах уже не бегали, все реже хлопали двери и раздавались голоса. Служащие уходили по домам, кто-то тайком, кто-то, громко крикнув «Сил моих нет!» – уходили, чтобы присоединиться к праздничным застольям в украшенных флажками квартирах, наполненных ароматами хвои, заграничных апельсинов, зажженных свечей и запеченной птицы.

И только несколько старших следователей, занятых разгребанием сводок за год, не спешили с уходом. В сентябре этого года в Прокуратуре стряслась неслыханная трагедия, потрясшая весь Наркомвнутдел, – бежал губернский прокурор Швецов, оказавшийся – ни много ни мало – австро-венгерским агентом Владом Миклошем, который в гражданскую войну служил в рязанской губчека под чужим паспортом и одновременно управлял целым полком дезертиров, засевших в одной из рязанских усадеб.