Ultraviolence

– Пожалуйста, я не скажу, – одними губами, смотря глаза в глаза, просит Омари.

– Конечно не скажешь, – скалится Киран, притягивает омегу к себе и впивается в губы. Раскрывает их, врывается языком внутрь, терзает чужой рот. Омари хватается за плечи альфы, как за опору, пытается не соскользнуть на пол. Киран одной рукой зарывается в волосы омеги и сильнее вжимает его в себя, будто он его сожрёт, вот так вот всего и сразу.

В следующую секунду Омари слышит выстрел, эхом разносящийся по комнате. Он даже не думает, что это с ним. Он словно в вакууме, и пусть он чувствует прошивающую боль в области живота, Омари не верит. Не хочет верить. Он отрывается от чужих губ, так подло забравших его последний вздох, с обидой смотрит в черный омут напротив с одним единственным вопросом в этих бездонных карих глазах «за что». Каан на вопрос отвечать не намерен. Омари это понимает, чувствует, как мокнет рубашка, видит огромное красное пятно, расплывающееся на животе и медленно начинает оседать на пол.

– Теперь точно не скажешь, куколка, – шепчет Киран омеге в ухо, подхватывает того поперек и укладывает на стол. Так бережно, что аж самому от себя тошно. Будто не он сам только что пустил в него пулю и не окрасил белоснежную блузку в красный. Киран аккуратно убирает сбившиеся пряди за ухо мертвого парня и, убрав пистолет за пояс, идет на выход. Уже у самой двери Каан поворачивается и, задержав дыхание, смотрит на невероятно красивую картину. Омега, которого он убил, был прекрасен и даже после смерти, умытый своей же кровью – он нереально красив. Бледное лицо с прикрытыми веками завораживает. Киран запоминает картину, доставившую такое эстетическое удовольствие, и, в последний раз втянув в себя уже рассеивающийся запах малины, выходит за дверь.