Ходячее недоразумение в академии Примы

И такая она была умильная в этот момент, что если бы не тотальная усталость, которая навалилась как-то очень резко, я бы ее точно затискала, а так просто погладила по руке, а потом и по волосам, которые больше напоминали солому:

– Я обязательно все попробую, но в другой раз, Фросечка.

Та шмыгнула носиком-пуговкой:

– Ну прямо как в детстве! Только ты меня тогда Фьесеськой называла, – домовушка промокнула глаза передничком. – Ты тогда такой миленькой была, играть любила, наряжала нас с Шебой в платочки и пела на горшке песенки.

– Ну… – растерялась я – эти подробности моего детства в памяти как-то не отложились. – Я и сейчас могу вас нарядить и песенки попеть. Без горшка, разумеется, – покосилась я на фыркнувшую Шебу, лежавшую рядом с мамой.

Хотя сейчас, пожалуй, я бы наряжать маминого фамильяра, которая оказалась самой настоящей мантикорой, не рискнула.

– Фрося, спасибо за ужин. Я очень скучала по твоей стряпне, и вообще… очень скучала, – призналась мама, грустно улыбаясь.

– А уж мы-то как все скучали! – вздох домовушки получился душераздирающим. – Дом без людей как человек без души. Вроде бы есть, существует, но пустой… – она снова вздохнула и махнула своей маленькой пухлой ручкой. – Пойду я, чаек поставлю, – и исчезла, словно испарилась.