Приключения бодхисаттвы

– Ты, разумеется, опять о войне, – сказал Ливерий Николаевич сухо.

– Разумеется, – Евгений смотрел исподлобья. – Если вы думаете, что я переменю свое решение, то…

– Такие решения не принимаются самостоятельно, – хмуро заметил Покидышев-старший. – И ты знаешь, что я твою идею не благословляю.

Сын заерзал на стуле, засопел, потом заговорил неожиданно высоким, срывающимся голосом.

– Я взрослый человек, и я патриот России! Я не собираюсь отсиживаться в тылу, пока моя страна истекает кровью на фронтах!

– Ах, какой слог, – насмешливо заметил отец, – ты стихов, случайно, не сочиняешь? Может быть, с нами за одним столом сидит еще один Игорь Северянин?

Евгений неожиданно покраснел. Ливерию Николаевичу стало и досадно, и жалко сына. Конечно, если говорить о чести, достоинстве и патриотизме, он, безусловно, прав. Вот только патриотизм и достоинство тут совершенно ни при чем…

– Почему же ни при чем? – не выдержал Евгений.

– Потому что, – отвечал Покидышев-старший решительно, – потому что война эта – не отечественная, как в двенадцатом году. Война эта империалистическая, то есть несправедливая с обеих сторон.