Восстание Феникса

В положенный срок я вылез на свет божий, посмотрел на все это безобразие и завопил благим матом. Позже прабабка говорила мне, что я уже при рождении имел чисто бандитскую физиономию. И вел себя подобающе.

– Это не ребенок, – кряхтела она, в очередной раз давая мне подзатыльник или охаживая веником по спине. – Это чистый дьявол. Тюрьма по тебе плачет, чертенок!

Она была не одинока в своих прогнозах. Мне кажется, про тюрьму я услышал сразу, как начал понимать человеческую речь. Про нее твердила мать, в отчаянии вытирая слезы с бледного, худого лица. О ней талдычил сосед, высокий, очкастый дядя Гриша, и воспиталка на пятидневке, пухлая, краснощекая Валерия Всеволодовна.

– Хулиган!

– Бандит!

– Негодник!

– Чертово отродье!

Такие эпитеты я слышал каждый день, да что там, десять раз на дню. И чем больше я их слышал, тем больше меня тянуло на разные пакости. Разбить прабабкину любимую чашку в противный желтый цветочек, любоваться на великолепные острые черепки и наслаждаться ее звериным воем. Дать в нос любимцу воспитателей, толстощекому, похожему на поросенка Васе Пуговкину, и наблюдать, как тонкие струйки крови текут на безупречно белую рубашечку. Залезть в комод, где прадед хранил припрятанную от прабабки чекушку, спереть ее, а после выбросить в мусорку на лестничной площадке…