Семь смертей Эвелины Хардкасл

Проследив за его взглядом, я замечаю кровавые разводы на рукаве сорочки. Дикки без предупреждения задирает мне рукав, открывая жуткие глубокие порезы. Кровь уже свернулась, но мои недавние метания разбередили раны.

Дикки по одному загибает мне напряженные пальцы, достает из саквояжа бутылочку коричневого стекла и бинты, промывает порезы и смазывает их йодом.

– Себастьян, это ножевые ранения, – озабоченно замечает он; веселье и бойкость голоса куда-то исчезают. – Свежие. Похоже, вы прикрывались рукой от нападения, вот так.

Он поднимает руку на уровень лица, машет перед ней стеклянной пипеткой, будто ножом. От этого зрелища у меня мурашки бегут по коже.

– Вы помните, что случилось вчера вечером? – спрашивает он, накладывая на руку повязку – так туго, что я шиплю от боли. – Хоть что-нибудь помните?

Я мысленно возвращаюсь к пропавшему времени. Когда я очнулся, то вообще ничего не помнил, но теперь понимаю, что это не совсем так. Какие-то воспоминания остались, но очень смутные. Дотянуться до них я не могу. У воспоминаний есть вес и форма, как у зачехленной мебели в темной комнате. А у меня нет фонаря, чтобы их осветить.