Укрощенный тигр

Соколов не нашел слов в ответ, внутри все сжалось от душевного тепла. Какой же он все-таки надежный, Василий Иванович, словно каменная стена, всегда поддержит. Повезло Николаю, что такой человек оказался его названым отцом.

Бочкин же замер, не решаясь поднять глаза на командира отделения. Не хотел он, чтобы дядя Вася прочитал в его глазах жуткий страх, от которого начинали лязгать зубы. Одно дело действовать в азарте сражения, когда загоняешь каждый снаряд, словно лично Гитлеру даешь зуботычину. А совсем по-другому себя чувствуешь, когда надо встать и пойти в неизвестность, выйти с одним автоматом на открытое пространство в окружении немецких войск. Кто знает, что случится, пока они за полчаса доберутся до дороги. Может, снова такое полчище фашистов набежит, что и не увидит он больше никогда Василия Ивановича. А такое страшнее собственной смерти. Родного отца Колька помнил плохо, даже и на шепотки местных сплетниц о «безотцовщине» привык не обращать внимания. Но годы, что провели они с дядей Васей в танке, превратились в целую жизнь, спаяли их крепче, чем связывает родная кровь. И теперь ему было страшно даже подумать, что больше не увидит он своего отчима, что стал по-настоящему родным отцом. Так, не поднимая глаз, стянул он шлем, застегнул комбинезон до конца и полез следом за старшим лейтенантом в открытый люк. Лишь на последней ступеньке не выдержал и бросил быстрый взгляд в полумрак машины. Логунов словно сердцем поймал его порыв. Оторвался от оптики, повернул голову и подмигнул земляку, названому сыну и другу в одном лице. От теплого его взгляда и ободряющего взора – прорвемся, Колька! – внутри разжались ледяные щупальца ужаса и молоденький ефрейтор поверил, все у них получится.