Перелом

Маргарет занималась тем же самым, что и старый Робинсон, только делала все тщательней и в два раза быстрее, и за шесть дней нашего общения я понял, почему мой отец считал, что ей нет цены. Она не привносила ничего личного в деловые отношения, а он считал утомительным большинство отношений между людьми. Ни от чего он так не уставал, как от постоянной людской потребности во внимании к своим эмоциям и проблемам. Его раздражала даже традиционная болтовня о погоде. Маргарет оказалась родственной душой, и они прекрасно ладили.

Я опустился во вращающееся офисное кресло моего отца и сказал Маргарет, чтобы она сама просмотрела почту. Мой отец никогда никому не позволял вскрывать письма – это был его пунктик. Она сделала, как я сказал, – ни комментариев, ни эмоций. Что-то восхитительное.

Зазвонил телефон. Маргарет сняла трубку:

– Мистер Бредон? О да. Он будет рад вашему звонку. Одну секунду.

Она протянула мне трубку через стол и сказала:

– Джон Бредон.

– Спасибо.

Я взял трубку без того рвения, которое проявил бы днем раньше. Целых три напряженных дня я пытался найти того, кто был бы готов взять на себя Роули-Лодж, пока мой отец в больнице, и из всех, кого порекомендовали друзья, только Джон Бредон, тренер, недавно вышедший на пенсию, казался подходящим по опыту и статусу. Он попросил дать ему время все обдумать и обещал не медлить с ответом.