Без поцелуя на прощание

Руки и ноги все еще отказываются двигаться. Каждая частичка моего тела абсолютно лишена жизни. Я чувствую, как меня захлестывает волна жалости к себе, а истерика, накатывающаяся вслед за ней, настолько невыносима, что причиняет физическую боль. И я кричу. Я просто даю выход эмоциям. Я не смогу жить так, не смогу быть разумом, заточенным в безжизненном теле. Я сойду с ума – уже сошла. Мне необходимо быть нормальной. Мне нужно заботиться о детях. Я знаю, что у меня есть дети, о которых нужно заботиться, ведь я не готова к тому, чтобы думать иначе, – не могу допустить эти мысли даже на секунду.

Мне нужно успокоиться. Если я буду орать, словно банши[2], которую затянуло в фен, то испугаю других пациентов. Но если я кричу так громко, то почему ничего не слышу? Либо я оглохла, либо из моего рта не вырывается ни звука. Несколько мгновений я лежу очень тихо. В комнате стоит зловещая тишина, прерываемая лишь периодическим пиканьем какого-то монитора. Куда все подевались? Какая разница? По крайней мере я знаю, что слух все еще при мне. Теперь мне осталось только смириться с осознанием того, что я не только не могу пошевелиться, но не могу и говорить. Я капуста. Долбаная капуста. Так нечестно.