Моё чудовище

Бэлла не ответила, но шевельнула губами, будто произнесла беззвучно, попробовала на вкус, сосредоточенно насупилась. Вошла Юля, принесла ей обещанную яичницу. Бэлла сразу ухватилась за вилку.

Да уж, Дюймовочки из неё не выйдет, чтобы насытилась половиной зёрнышка. Да ему и не жалко, пусть наедается. Зато сам он поднялся из-за стола, сообщил всем присутствующим:

– Ну всё, я пойду. Когда буду, честно, понятия не имею.

И двинулся к выходу. Помощница по хозяйству почему-то рванула следом.

– Игнат Алексеевич. Игнат Алексеевич. – Нагнала, зашептала встревоженно: – А эта? Как её?

– Бэлла.

– С ней что делать? Проводить потом? Может, денег всё-таки дать?

Дымов остановился, глянул на Юлю, произнёс насколько получилось душевнее и мягче:

– Она пока здесь поживёт.

– Что? – сначала коротко выдохнула та, потом, не удержавшись, воскликнула: – Да вы что, Игнат Алексеевич? – Про «с ума сошли» или «совсем рехнулись» она тактично упустила, но это и по глазам, и по интонациям хорошо считывалось. – Ну она же… Вы же о ней ничего и не знаете. И вообще уж очень она сомнительно выглядит. И я с ней одна тут останусь?