Братство бумажного самолётика

– Тем более что их выращиваю я, – напомнил Ит. – Ладно, будет семенной, мне не жалко. Интересное что-то было?

– Не-а, – покачала головой Берта. – Совсем ничего. Что на обед давали?

– Да как всегда, – махнул рукой Ит. – Баланда «три капусты, две морковки, и куриная косточка».

– Бедный ты мой, – Берта вздохнула. – Бутерброд хочешь?

– Давай дома, – покачал головой Ит. – И я не бедный, это дети бедные. Никак не привыкну.

– Не напоминай, – попросила Берта. – Галчата голодные… кому бы бутерброд пристроить, а?

– Кто-то младший был на площадке, – Ит подошел к окну, выглянул. – Толик с Кирюшкой в футбол гоняют, отдай им. С маслом, небось?

– И с сахаром, – кивнула Берта. – Бутерброд-пирожное. Дай нож, на двоих разрежу сразу. Тебя подождать?

– Нет. Ты иди, я тут всё запру, и приду, – сказал Ит. – Ты только тихонько, ладно? Увидят ещё…

– Не увидят, – покачала головой Берта. – И я же не скажу, что от меня. Баб Зина прикроет, если что.

– Угу, – кивнул Ит. – Всё, давай. У входа встретимся.

…Это дурацкое правило – не подкармливать детей – ввёл Фрол Савельевич, чёртов замдиректора, и отнюдь не просто так. Ему нужны были дети голодные, за кусок хлеба на всё согласные, но сердобольные тетки-преподавательницы, типа Берты, совсем уж мелких всё-таки нет-нет, да подкармливали. Жалко же. Очень жалко. Галчата, правильно Берта сказала. Тощие, нескладные галчата, вечно голодные, обделенные, никому не нужные. Четыре года Берта преподавала здесь же, в Масловке, математику, и все эти долгие четыре года она так и не научилась привычке, которая от неё требовалась. А именно – не думать об этих детях, как о детях. Она даже и не пыталась ожесточить сердце, это было выше её сил. Одному только она сумела как-то, с грехом пополам, научиться. Терпеть. Терпеть и молчать.