Почти любовь

– Я ничего не возьму, если про своего офицера не расскажете, – положив брошь в коробочку, упрямо трясу головой. – Даже не уговаривайте, и угрозы ваши не сработают. А еще я чай вам заварю с мятными пряниками. Будете?

– Ну что с тобой делать, любопытная стрекоза? Неси свой чай, а потом так и быть расскажу тебе про моего Ганса, – беззлобно ворчит Адушка, откидываясь на спинку кресла и устремляя взгляд в окно, за которым разыгралась первая майская гроза.

Упругие струи дождя без устали барабанят в дребезжащее стекло, создавая особенный уют в небольшой комнатке с тусклым желтым светом, пестрыми коврами и черно-белыми фотографиями на стенах. Я расставляю на столике фарфоровые чашки из ленинградского сервиза, сохранившегося почти не тронутым с советских времен, незаметно двигаю блюдце с пряниками поближе к хозяйке квартиры. Свежие, мягкие, ароматные. Аделаида Степановна еще в первую встречу предупредила, чтобы я не вздумала покупать имбирные, шоколадные и с прочей начинкой. Только мятные и точка. Как тут было не запомнить. С суровой и боевой Адушкой шутки плохи. До меня от нее отказались пятеро соцработников и одна наша девчонка из благотворительной программы универа. Пришлось мне принять огонь на себя и пытаться искать общий язык со сложной сварливой старушкой. Мы с ней не сразу с поладили, сложно человеку в таком возрасте, прожившему в одиночестве много лет, посторонних людей в свой дом пускать, даже под предлогом помощи. Но нельзя человеку стареть в одиночестве, сердце черствеет. Да и надо то было всего ничего. Немного терпения, внимания и участия проявить. Не прошло и двух недель, как недоверчивая бабулька оттаяла. Я теперь к ней, как к родной, иду, а она мне, как родной, радуется.