Когда наступит никогда

– Пить…

Она произносит это еле слышным шепотом, и гнев Кристи-Линн на мгновение превращается в жалость. Она тянется к раковине за стаканом, когда замечает, что на ее матери все еще униформа бариста – джинсы и откровенная черная майка – вместо униформы кассира. Она что, даже не приходила вчера домой?

– Мама, и давно ты здесь в таком виде?

– Пи-и-ить! – вопит Шарлен, словно нетерпеливый ребенок. Крик отражается от покрытых плиткой стен. А потом вдруг мать начинает плакать – узловатые плечи сотрясаются от рыданий. – Прости, детка. Прости меня. – Она хватается за рубашку Кристи-Линн и сворачивается в комок. – Не злись, – глухо просит она, раскачиваясь на месте. – Прошу, детка… Не злись.

Легкое движение, скорее даже вдох, заставляет Кристи-Линн обернуться. Линда стоит на пороге, застыв при виде взрослой женщины, рыдающей на полу в ванной, словно ребенок.

Кристи-Линн смотрит на нее и моргает – горло внезапно наполняется острыми лезвиями.

– Моя мама заболела, – выдавливает она, с трудом сдерживая новую порцию слез. – Тебе лучше уйти.