Под ударом

Нет, он никогда не видел, чтобы отец бил мать или что-то в этом роде. Просто это отчуждение бросилось в глаза именно сейчас, когда он вернулся домой из разгромленного Афганистана, из пропитанных кровью песков Ирака… он вернулся, и понял, что у него есть квартира. Не дом.

Он поехал с родителями на какие-то «шашлыки» в поселок МИДа – дачный поселок Союз. Раньше туда было не попасть, но сейчас нравы стали свободнее, да и не сезон. Все в Крыму. Так-то. У матери и у отца были две отдельные компании, мужчины жарили шашлыки, женщины – говорили о командировках мужей, о том, кто что купил, привёз, продал, что можно купить на чеки – открыто, уже не стесняясь. Николай чувствовал себя чужим и там, и там… Хотя он знал, для чего его позвали сюда, и для чего столь настойчиво мать требовала, чтобы он сходил в парикмахерскую, а потом примеряли костюмы отца…

Смотрины…

Как и во всех министерствах – в МИД его работники представляли собой закрытую касту, попасть в которую было очень и очень непросто. Эти люди заканчивали одни и те же учебные заведения, они говорили на одном и том же языке, полном намеков и недомолвок, понятных только своим, они одинаково одевались, получали одни и те же наборы, моментально находили свое место в иерархии, будь то посольство или отдел МИД, мечтали об одних и тех же должностях. Многие из них отправлялись в командировки, ничего не зная и не желая знать о стране, в которую они направляются, а то и презирая ее – просто загранкомандировка была вожделенной мечтой каждого, так как там платили чеками. Чеки, кстати, были трех типов – капстрановые, соцстрановые, и специальные, какими платили например офицерам в Афганистане, с чертой.